Духовенство

Приходское духовенство в Отечественной войне 1812 года

История Отечественной войны 1812 г. отражена в огромном количестве исследований и публикаций документов. И тем не менее, интерес к этому трагическому и величественному событию в истории нашего Отечества не ослабевает.

Появляются новые материалы, проливающие свет на забытые или малоизвестные страницы великой войны. К их числу относится история деятельности православного духовенства в 1812 г., его участие в борьбе за независимость Родины, до недавнего времени не затрагиваемая в исторической научной литературе.

…

II. О ПОДВИГАХ ДУХОВЕНСТВА

Московские священно-церковнослужители по большей части или заблаговременно, или уже по вступлении неприятеля в столицу выехали из оной, но оставшиеся, укрываясь с семействами на пожарищах приходов своих, инде до последнего дома выгоревших, не были холодными зрителями грабительства и поругания Святыни неприятелем. С опасностию жизни сохраняли и защищали церковное имущество, обличали врагов в их поступках, некоторые запечатлели усердие свое к делу Божию кровию, а другие вкусили смерть от меча неприятеля.

Примечательные частные случаи и подвиги

а) Новодевичий монастырь, оставшимся протоиереем Алексеем Ивановым и казначеею с несколькими сестрами был заперт. Небольшие неприятельские отряды не могли в него вторгнуться. 4-го сентября отряд неприятелей, более по-видимому 2 тысяч человек, приступивший к монастырским воротам с двумя орудиям по угрозам был впущен в монастырь. 8 сентября все церкви, кроме Соборной, и кельи выехавших из Москвы настоятельницы и сестер заняты были неприятельским войском, которое и оставалось в оных до 8 октября. По объявлению протоиерея, на вопрос неприятелей, что в монастыре нет службы за неимением вина и просфор, прислано ему было полведра красного вина и 10 фунтов крупчатой муки на просфоры. Найденные в монастыре съестные припасы неприятели разделили с оставшимися пополам и никого не били. Квартировавший в монастыре генерал брал у казначеи серебряные деньги и отдавал ей ту же сумму ассигнациями, а вместо ассигнаций давал медные деньги. 25 сентября посетил монастырь сам Наполеон и велел Святые и задние ворота заделать лесом, завалить землею и поставить на них по 1 пушке; оставить для входа и выхода ворота боковые, устроить против Святых ворот батарею. Приходскую Иоанно-Предтеченскую близ монастыря церковь, подбив стены, взорвать, что сие и было исполнено.

Сверх того, в монастыре под собор, церкви, колокольню и кельи прорыты были небольшие канавки. При выходе из монастыря в 10 часу по полудни 8 октября, неприятели прилепляли зажженные свечи в кельях к деревянному строению и в церквах к иконостасам, кидали свечи на пол и в солому, объявив живущим в монастыре, еще 6 числа, чтоб спасались. По выходе неприятелей из монастыря, казначея с оставшимися двумя сестрами бросилась всюду осматривать и нашла под собором 6 ящиков патронного пороху и 6 раскупоренных бочонков с положенными на них зажженными фитилями; тот час фитили затушила, в порох налила воды, и в прочих церквах и кельях, где разбросаны были зажженные свечи и уже начинало загораться, затушила огонь, не доведя монастырь не до малейшего вреда.

б) В Зачатейском монастыре все кельи сгорели; самые церкви загорались, но остались невредимы. Достойно особенного замечания — написанный на дереве образ Христа не сгорел в пламени.

Во время бывшего в монастыре пожара священник Емельян Георгиев и настоятельница с сестрами, приобщившись Святых Христовых Тайн, заключились в храме, быв готовы лучше погребсти себя под развалинами оного, от распространившегося всюду всепожирающего пламени, нежели предать себя в руки неистовых врагов церкви и Отечества. После пожара настоятельница монастыря и бывшие с нею, числом до 50 человек, оставшись вовсе без пищи и в непрестанном страхе перешли из монастыря за Крымский брод, под защиту одного неприятельского начальника, лично из человеколюбия оберегавшего русских до 5 тысяч человек. Начальник сей, по усильной просьбе настоятельницы, при возвращении ее на третий день в монастырь, послал с нею для охранения двоих солдат и дав им за своим подписом два листа велел прибить один из них к монастырским воротам, а другой при входе в церковь. В листах сих монастырь объявлен был совершенно разграбленным и смертию угрожалось тому, кто осмелится зажечь церковь. Таким образом, с 8 сентября — Храмового монастырского праздника, до 21 священник Георгиев беспрепятственно отправлял в церкви часы, а с 21 до выхода из столицы неприятеля — Божественную литургию.

в) Бывший Казанского собора протоиерей терпел от неприятелей тяжкие побои и был ранен ударом саблею в голову.

г) Грузинская, на Воронцовском поле, церковь с великим трудом сохранена ото огня, а утварь от расхищения жившими тогда в церкви церковно-священнослужителями, за что священник Василий Гаврилов награжден наперсным золотым крестом.

д) Утварь Николаевской в Кобыльском церкви, стоившая до 40 тысяч рублей вывезена из Москвы уже во время пребывания в оной неприятеля, священником Константином Васильевым с великою опасностью. А дьякону Петру Андрееву неприятели разбили лицо до крови медным с хоругви крестом за обличение, что они сидели на Святом престоле, пили и закусывали.

…

з) Сороко-Святский у Новоспасского монастыря священник Петр Гаврилов, охранявший церковь и сокрытое в ней имущество, убит неприятелями близ самой церкви.

и) Спасский в Чигасах священник Михаил Георгиев, когда неприятели под острием обнаженных мечей понуждали его указать, где хранится церковное имущество, указал на свое собственное, невдалеке от церковного на церковных сводах хранимое, таким образом сохранил церковное.

…

По селу Устью

1836 г. сентября 26 дня, мы нижеподписавшиеся Смоленской епархии Ельнинского уезда села Устье, тоже Покровского, во исполнение указа Смоленской духовной консистории за № 4843 последовавшего, сим почтеннейше объявляем, что 1812 года, августа 15 числа во время служения божественной литургии, которую совершал приходской священник с своим причтом, неприятельская часть отряда вооруженная, состоящая из осьми человек кавалерии, приехав в дом помещиков Николевых и увидев в оном доме 20 пик или дротиков, слесши с лошадей, поломали оные пики на мелкие части. И хотя ограбили разное помещичье имущество, но к церкви приехавши опасались во оную для разграбления войти, предполагая вооруженных около оной крестьян. По чему, благодарение Богу! окончано богослужение благополучно. Того ж месяца, августа 18 числа, т. е. в воскресение, по утру, в сем Устинском храме неприятельский иной отряд ограбил церковные вещи: серебряный потир с его всем прибором, два знаменательныя кресты. Один все серебрянный, а другой накладной, и от престольного Евангелия десять серебрянных штук. Но сии вещи, кроме накладного креста, в ноябре месяце 1812 года отысканы в селе Гнездилове у священника Иосифа Лазарева. Ибо сии грабители церковных вещей при разграблении Ждановской церкви, тамошними дворовыми людьми иные убиты, иные в плен взяты. В половине октября, когда неприятеля российские войска со всех сторон гнали из Отечества, в селе нашем Устье находилось шестьдесят человек донских казаков, в числе коих была большая часть стариков. И оные проживая около двух недель в священническом доме, в соседственных селениях расстоянием от села Устья в верстах 20, 15 и 10-ти около 200 неприятельского войска, возвращавшегося из древней столицы, в сие время иных убили, иных в плен взяли и отослали в город Калугу. Иные от страха в глубокие колодези бросались и там их крестьяне зарывали. И с сего времени оные донские казаки, обогатив себя орудием, как село Устье, так и окрестные селения от грабителей нетерпимых совершенно уже очистили. Убыток и грабеж от неприятеля оного села священно и церковнослужители претерпели более тысячи рублей. О чем по требованию было об оном объявлено и высшему начальству. Пособие ж денежное на посев ярового хлеба в Дорогобужском духовном управлении священник получил 80 рублей, диакон — 50 рублей и причетчики тоже 50 рублей.

К сим показаниям села Устья престарелый священник Петр Белогородский подписался. Того ж села диакон Иаков Костинский подписался. Того ж села пономарь Василий Волочков подписался.

Замечания священника Захария Стабровского

И я в 1812 — вечнопомянутом для каждого верного россиянина году, хотя был 11-ти лет (само собою в эти лета, и в это грозное время я находился в селе Новоспасском, при покойном моем родителе) помню, что в какой-то праздничный, а как из анекдота моего родителя понимаю, в высокоторжественный день, отряд французских кавалеристов, во время служения литургии окружил церковь и хотел ворваться в нее. Но при всем их усилии не могли сшибить дверей храма. Они сделали выстрелы в верхние окны храма и бросились грабить дом помещика, потом вовсе опустошили дом моего родителя и причетников. По удалении варваров, родитель мой всю церковную утверь свез в лес и избрав тайно, не запомню сколько-то, крестьян хорошей нравственности, приказал им, чтоб они по очереди доведовались до того места. После сего, в одно время, когда отец мой и мать, и мы все, братья и сестры были на поле жатвы, как вдруг появились французишки! И узнав родителя моего по одежде с радостию закричали, иной: «О, ксенз, ксенз!». А иной: «Попе! Попе!». И бросились на него бестрепетно стоявшего. Начали требовать денег, потом раздели его и нашли при нем 40 копеек и отобрали от него эту сумму. В другом кармане обрели только ключи от храма. И этой находке преизмерно обрадовались. И потащили его с тем, чтобы он отдал им все сокровища храма. Родитель мой мужественно отвечал им: «Храм оной давно разорен французами, и остались в церкви одни только ветхости». Они еще более начали настаивать грозя ему смертию. Отец мой с таким же непоколебимым духом и твердостию то же самое им неоднократно повторял. И оне, видя, что он с презрением смотрит на угрожающую ему смерть, оставили его. И взяв с собою церковные ключи поехали. И проехав так с четверть версты закричали: «Ксенз! Ксенз! Возьми ключи!» И бросили их на дорогу. Родитель мой, как бы на крыльях полетел и поднял ключи — единственное свое сокровище.

В другой раз прибыли в наш дом поляки. И после требования водки и денег долго говорили с родителем. И поляки и разговор был веселый. Родитель мой довольно хорошо знал польский язык. Он в царствование государя Императора Павла Петровича посылан был в Минскую губернию для обращения католиков на православие. Потом разговор переменился и поляки стали говорить с жаром, как вдруг один из них, как можно отвратительной наружности, схватил ружье и направил на нашего родителя, хотя его застрелить. И мы, т. е. дети, видя неминуемую и уже предстоящую смерть виновника нашего бытия с воплем и рыданием пали к ногам сего чудовища и умоляли его о помиловании дражайшего нашего родителя. И сатанинская улыбка появилась на сатанинской роже сего презренного ляха. И он опустил свое смертоносное орудие. После сего, сии ненасытные гарпии, забрав даже ни к чему годные тряпицы и последние остатки съестных припасов, уехали. По отбытии сих варваров родитель наш сказывал, что они рассвирепели на него за то, что он несколько намекнул им, как он бывши в Минской губернии в силу монаршего указа поступил с их соотечественниками. По прошествии нескольких дней после того грозного дня, в который едва не прекратилась жизнь моего родителя от святотатственной руки буйного ляха и, когда еще каждое напоминание о той ужасной минуте приводило все наше семейство в содрогание, в один, хотя осенний, но прекрасный октябрьский день, при самом восхождении солнца, по дороге, идущей от города Ельни, на расстояние от Новоспасского как на версту, на вершине длинной отлогистой горы, как по дороге, так и по обширному отлогистому полю, внезапно явилось множество на быстрых конях ристающих всадников, и на бранных их орудиях ярко отражались лучи великолепного, восходящего светила дня. И мы долгое время не только не видев ни единого отечественного воина, ни даже не имея ни малейшего слуха о нашем воинстве, быв устрашены сим внезапным появлением войск, бросились к отцу, крича: «Французы! Французы!» И убеждали его бежать и нас укрыть от аспидских взоров их. Но он остановил нас и внимательно обратил взоры свои на всадников. Потом вдруг, о, радость! Родитель наш обращается к нам с преисполненным радости лицом и с восторгом говорит: «Дети! Я всегда твердил вам, молитесь Богу, и гнев Господень, карающий нас грешных за прегрешения, наконец разродится к нам сугубым милосердием. Это не враги наши, это храбрые сыны грозного Дона. Грозного, но не для нас, но для извергов, изуверов, опустошивших домы и поля наши, разграбивших и осквернивших святые храмы наши». Потом громко возгласил: «О, священная река Дон! На берегах которой порождаются столь мужественные витязи, ревностные каратели злочестия, разврата и безбожия!» И с торопливостью взял хлеб и соль, и взял меня за руку, поспешил навстречу воинам. Также приказал и всему семейству за собою следовать. И когда он спешил во сретение сему отечественному легиону, помню, что слезы радости катились крупным градом по иссохшему лицу его. И я, смотря на него, навзрыд помогал ему плакать. Когда же приближились воины, то каждый из них слезал с коня и подходил к родителю моему под благословение. И все единогласно восклицали: «Теперь радуйтеся, не бойтеся. Молитесь за нас Богу, а мы в прах врагов наших сметем с лица земли дражайшего нашего Отечества». Сии священные и восхитительные минуты никогда не изгладятся из моей памяти. Хотя еще и много приходит на память, но по тогдашней моей юности, все неподробно, не обстоятельно. Но твердо помню то, что отец мой во все то бурное время, если только что ему не препятствовало, почти ежедневно входил один в церковь и запершись внутри, бывал в ней по нескольку часов и иногда по целому дню.

Села Гореенова
священник Захарий Стабровский
Поречьской Пятницкой церкви
в Поречьское духовное правление
Города Поречья Пятницкой церкви
от протоиерея Илии Зверева

РАПОРТ

Во исполнение последовавшего из Смоленской Духовной консистории в оное Духовное правление указа от 7 числа августа сего 1836 года за № 4849, полученным 19 числа августа ж, честь имею оному правлению отнестись. В прошедшем, 1812 году, я находился при Поречьской соборной церкви протоиереем и благочинным и живо припомню, что в том, 1812 году, в июле месяце было предписание по светскому правительству в Поречьскую градскую полицию, чтобы граждинам из города не выбираться куда-либо не опасаяся нашествия неприятеля21, а разрешено уже сие в городе Поречье того ж июля 18 или 19 числа. В таком случае все начали выбираться обыватели из города куда-либо, с неспособностию забрать из имения своего что-либо. 19 числа июля я, с помощью соборной церкви помощников, старосты церковного (мещанина Александра Родомацкого, который тогда отлучился из города неизвестно куда), мещан Андрея Лебеткина, кой уже умре, и Андрея Лаврентьева Ларгенкова в церкве соборной с торопливостию от наступления неприятелия отодрали от святых икон оклады серебрянные, сосуды священные серебрянные, Евангелие окладные серебром, кресты напрестольные серебрянные и прочие вещи видные в церкви, а также и деньги церковные с собою в стихарях с завязанными у них рукавами, употребленными вместо мешков, унесли. Что видя из проходящей нашей армии офицеры некоторые дали нам пару лошадей с повозкою, потому что тогда нанять негде было, и всякому нужда своя надлежала. Оные вещи на сей повозке отвезли мы на 16 верст в отстоящее сельцо Лоскотово, помещика Петра Дайнатика, в лес, который простирался верст на пять или более, где и я с означенными помощниками старосты при вещах находились. Да и почти половинная часть граждан там же сохранялась. И хотя оного помещика дом французами несколько раз ограблен был, но в лес они не отважились итти преследовать нас. Оные же вещи все в целости и деньги возвращены были нами в церковь означенную соборную в октябре месяце в последних числах. Денег же было с лишним три тысячи рублей, что и в ведомости годовой означено за 1812 год в консисторию посланной. Приходскую же Пятницкую церковь неприятели ограбили, мало что оставя. Священника сия церкви Антония Соколова не успевшего уйти, в оной же церкви французы били железными шомполами, от чего он по времени и умер. Священника соборной церкви Конона Безсребренникова, также не успевшего из дома своего выбраться, в доме его разными образами тиранили, дабы отдал им церковные и свои деньги. Августа 15 числа того ж 1812 года, когда дивизия французская в город Поречье прошла и стояла суток трое, расположилися они лагерями стоять между городом и кладбищною Духовскою церковью. А генерал их с женою, как бы не отыскал в городе дома, квартировали в церкви Духовской кладбищенской с пренебрежением святыми, где генеральша в церкви и родила. Однако в церкви сей хотя ни что не вынесено было по неспособности, но все осталось цело. На кладбищах новые могилки погребенных тел разрываемы были французами, в надежде получить что-нибудь от граждан сокрываемое. Я же, нижайший, по дому своему, отпустя жену свою с детьми в другую сторону города, верст за 50 в леса и не имел способу выбрать из дома и увезти, потерпел убытку на 1800 рублей, что и в реестре означено того года, который надежно имеется в Духовной консистории с прочими. Но пособия никакого не получил ни от кого, даже и тогда, как прочее духовенство получало от Синодального члена, Преосвященного Феофилакта Архиепископа Рязанского, по нерасположению его ко мне бывшему, происшедшего от клеветников моих. От чего я и по сие время претерпеваю крайность в содержании своем, о чем рапортую верно.

Сентября дня 1836 года. К сему рапорту Поречьской Пятницкой церкви протоиерей Илия Зверев руку приложил. 

По селу Бородину

Получено сентября 23 дня 1836 г.

ОБЪЯВЛЕНИЕ

Во исполнение указа из Смоленской Духовной консистории, последовавшего о том, какие, где действия и пожертвования в 1812 году происходили, нижеследующее объявляю. В 1812 году месяца июля 25 числа по приглашению графа Платова все Атаманское войско убеждал словом Божиим к лучшим военным подвигам на поле около села Ополья, отстоящего от Смоленска в 25-ти верстах. С 13-го числа августа будучи при Поречьской Пятницкой церкви приходским священником и указным депутатом и увещевателем собрал я дружины, состоящей из поречьских мещан, человек ста до полтора, из коих было отличных с оружиями и пиками конницы человек 60-т, кои военные действия продолжали от 14 числа августа до ноября последних чисел. А шестьдесят всегда со мною, простирались даже до белорусского города Ворши*. В каковом военном действии человек сот до пяти побито и более пятисот взято в плен, да исправник, прихожанин мой Иван Иванович, убежден будучи мною, с дворянами собравшимися октября 20 числа, человек до 30-ти единовременно взяли вместе со мною около сельца Федоровского в плен мародеров французов 25-ть человек. Я сам лично 30-го числа сентября посредством латинского языка взял в плен генерала французского лейтенанта по имени Фуше с экипажем и багажем тысячь на 20-ть, которое все роздал бедным и разоренным с тем, чтобы не унывали и надеялись бы на Бога, вооружались бы против неприятеля. В Белоруссии замечания достойно то, что помещики были присягнувши Наполеону, готовили в Могилев провиант и выбирали рекрут на помощь французам. Хотели всех нас перерезать. Но осторожностию моею все 60-т человек сохранены, потому что я умея обходился с умнейшими людьми, кои мне о таковом злонамерении предъявили. Следовательно, я должен был взять меры к сохранению всех. О каковых подвигах моих и 60 человек конницы, из числа сих подвижников поречьский купец и кавалер Никита Меншиков, за предоставление офицера французского с планами в Вязьму город, к князю Кутузову, представил к военному министру Вязьмитинову, который министр дал 9 тысяч на раздачу дружине конницы. И я получил 200 рублей. Каковое пожалование девяти тысяч денег не в награду дано, а господин министр обещался на бумаге представить к монарху, как и видно из предписаний его в 1813-м году к Смоленскому губернатору. Но представлял ли господин министр к монарху, того не знаю. Я действовал не ожидая никаких наград. Да, еще замечания достойно и то, что господину министру французский штандарт он Меншиков доставил, каковой ныне находится в Санкт-Петербурге соборной Казанской церкви. Да еще замечания достойно то, что по прогнанию врага вместе с дворянами и установления спокойствия и тишины в народе, я старался — привел в порядок все церковное и за болезнию многих священников обеих церквей служил обедни и требы правил. За каковые мои подвиги нажил многих врагов. Но от всех сил совершенно промыслом Божиим избавлен, о чем всем и объявляю.

1836 года месяца сентября дня. К сему объявлению села Бородина священник Петр Евстахиев руку приложил.

Примечания
…
3 Многочисленные документы свидетельствуют о том, что неприятельские солдаты и офицеры вскрывали свежие захоронения на городских и сельских кладбищах в надежде найти в них тайники ценного имущества и денег бежавших или скрывающихся жителей. Например, тело убитого французами священника Сорокосвятской церкви Петра Гавриловича Святославского неприятели дважды вырывали из могилы, думая, что там спрятаны сокровища.

См.: Студитский И. М. Русское духовенство в Отечественную войну 1812 года. Кострома, 1912. С. 14.

4 Например, неприятелем были обращены в конюшни нижняя церковь Заиконоспасского мужского монастыря, церковь Божьей Матери Рождественского монастыря, в продовольственные и фуражные склады были превращены церкви Страстного монастыря, кремлевские храмы Спаса на Бору и Николы Голстунского.

См.: Военский К. А. Русское духовенство… С. 38—44.
…
7 Достойны упоминания имена погибших от рук неприятеля приходских священников И. Петрова, И. Андреева, М. Николаева…

http://runivers.ru/new_htmlreader/?book=5609&chapter=84203

А что же совершил И.Андреев, за что удостоен был чести упомянутым?

Церкви Якиманского района Москвы в 1812 году

Церковь Николая Чудотворца в Толмачах

В 1812 году перед входом французов в Москву священник церкви Николая Чудотворца в Толмачах, Иоанн Андреев спрятал имущество своего храма и ценные вещи ризницы под плитами, покрывавшими пол храма.

Сама Никольская церковь в 1812 году, отделенная тогда небольшим сквером от соседних домов, убереглась от свирепого огня. В Никольской церкви искали спасения от огня местные жители – погорельцы, перенесшие в храм остатки своего имущества. Озверевшие от безнаказанности солдаты Понятовского ворвались в храм и, найдя среди погорельцев священника Никольской церкви, отца Иоанна Андреева, безуспешно пытали его, пытаясь узнать, где были спрятаны церковные сокровища. Мужественный отец Иоанн стойко перенес ниспосланные ему мучения и скончался от полученных увечий после выхода врагов из Москвы. По другим данным, он был зарублен солдатами на паперти храма, и похоронен внутри церковной ограды. Спрятанное под полом имущество храма уцелело от грабежа…

http://pechexod.livejournal.com/24869.html

История Никольского храма
http://vtolmachah.ru/history.html

И еще одна статья о другом герое-священнике и хоть получил он фамилию Орлеанский, однако был рожден в семье Григория Андреева, т.е. по отцу он был Андреев.

О ГЕРОЕ ВОЙНЫ 1812 ГОДА СВЯЩЕННИКЕ МИРОНЕ ОРЛЕАНСКОМ

В 1912 году к столетию Отечественной войны 1812 года на Бородинском поле в числе других был установлен памятник 2-й Гренадёрской дивизии генерала принца К. Мекленбургского и сводной Гренадёрской дивизии генерала графа М. С. Воронцова в честь подвигов однополчан гренадёрских полков этих дивизий в сражении при селении Бородино. На одной из плит гранитного постамента с описанием потерь Московского гренадёрского полка в дни 24-26 августа 1812 года высечено имя героя той войны и участника знаменитой битвы ярославского православного священника протоиерея о. Мирона Орлеанского. Священник Московского гренадёрского полка о. Мирон Орлеанский в Бородинском сражении 26 августа 1812 года шёл с крестом в руке против наступающих французских войск впереди колонны московских гренадёров, на протяжении нескольких часов он находился под неприятельскими выстрелами и шквальным пушечным огнём. Несмотря на контузию левой ноги, полученную от удара ядром, о. Мирон оставался в строю, продолжая воодушевлять сражавшихся воинов, исповедовать и напутствовать умирающих.

Мирон Орлеанский родился в 1774 году в семье священника Григория Андреева села Шеметово Ярославской губернии. В то время село относилось к Пошехонскому уезду, с 1788 года – к Даниловскому. Восьми лет Мирона отдали на обучение в Ярославскую духовную семинарию, которая тогда располагалась в стенах Спасо-Преображенского монастыря. Монастырём руководил архимандрит Иоиль, он же был и ректором семинарии. [b]Фамилию «Орлеанский» Мирон получил в период учёбы в честь знаменитой героини Франции Жанны д’Арк, о подвигах которой преподавали на уроках истории. Имея хороший слух и голос, он почти сразу был привлечён в архиерейский хор. К тому времени относится групповой портрет архиепископа Арсения (Верещагина) со «штатом духовных лиц, певчих и прочих». Один из десяти изображённых на картине малых певчих – одиннадцатилетний дискант Мирон Орлеанский.

Обучение в семинарии Мирон прошёл до богословского курса. 24 ноября 1791 года в 17-тилетнем возрасте он был произведён в Ярославский Кафедральный Успенский собор в дьяконы. В апреле 1793 года его вновь принимают в архиерейский хор певчим, но уже в качестве тенора. Так он вновь оказывается в свите архиепископа Ярославского и Ростовского.

В марте 1799 года в числе прочих служащих Мирон отправляется в Санкт-Петербург вслед за владыкой Арсением, назначенным членом Святейшего Синода. Как приближённый Арсения он принимает участие в ряде значительных для того времени мероприятий, в частности присутствует на обручении великой княжны Елены Павловны в Павловске. Тогда же решаются вопросы по расширению и благоустройству Ростово-ярославского подворья на Васильевском острове. Деньги Арсению на покупку смежного здания выделяет Павел I. В конце 1799 года архиепископ Арсений скончался. Его тело Мирон сопровождает для погребения в Тверскую епархию. 16 мая следующего 1800 года как певчий он участвует в похоронах генералиссимуса Суворова. Ещё через год дьякона Мирона Орлеанского назначают регентом архиерейского хора. Он продолжает жить на Ярославском подворье с женой и дочерью. В 1805 году в его семье рождается сын Николай.

10 мая 1807 года по Указу Святейшего Синода архиепископ Ярославский и Ростовский Антоний производит Мирона в священники с определением в 28-й Егерский полк. О. Мирон прибывает в действующую армию накануне подписания Тильзитского мирного договора. После года службы полковым священником в егерском полку Мирона переводят в Московский гренадёрский полк. Он становится участником русско-турецкой войны 1806-1812 годов. Как духовник своего полка о. Мирон находился при многих битвах, впоследствии вошедших в историю России. Служить в этой войне ему довелось под началом генералов Прозоровского, Багратиона, Ланжерона, братьев Каменских, Сен-При. В 1811 году за участие в походах против турок священник Мирон Орлеанский был представлен к награде.

С 17 июня 1812 года от берегов Днепра в рядах 2-й Западной армии Багратиона о. Мирон отступает до границ Смоленска, затем становится участником знаменитой битвы за этот город. 25 августа 1812 года в присутствии князя Кутузова он участвует в молебне на Бородинском поле перед Смоленской иконой Божией Матери Одигитрии. На следующий день в самый разгар великой битвы находится среди сражающихся однополчан, доблестно исполняет свой пастырский долг, призывая стоять за свою веру и землю русскую, получает ранение.

Далее в составе разбитой дивизии, которой до этого момента командовал принц Карл Мекленбургский, о. Мирон отступает через Москву до Тарутина, затем становится свидетелем битв под Малоярославцем, Вязьмой и Красным. В 1813 году он продолжает службу при преследовании неприятеля на пути во Францию, как священник участвует в сражениях при Лютцене, Баутцене, Дрездене, Кульме. Последняя битва, которой он стал непосредственным очевидцем, была Великая Битва Народов под Лейпцигом. В конце 1813 года из-за ранения о. Мирон вынужден был остаться в госпитале вблизи крепости Майнца на Рейне. К зиме 1814 г. со своим полком он возвратился в Россию, получил награды – серебряную медаль в память войны 1812 года и наперсный медный крест на чёрно-красной ленте ордена св. Владимира. К этому времени Наполеон бежал с острова Эльба и вновь объявил себя императором. В спешном порядке русские войска вновь были двинуты во Францию. О. Мирон со своим полком пешком проходит через Польшу, Силезию, Пруссию, Саксонию, Баварию и на этот раз своими глазами любуется красотами Франции. На протяжении нескольких лет его изматывают непрекращающиеся боли в контуженой ноге. Написать прошение об отставке он решается лишь в 1817 году. Святейший Синод его отставку принимает и по представлению обер-священника армии и флота протоиерея Иоанна Державина награждает камилавкой.

О. Мирон Орлеанский закончил свою более чем десятилетнюю военную службу 17 декабря 1817 года в городе Лихвине Калужской губернии (ныне город Чекалин Тульской области). От роду было ему 43 года. К началу 1818 года он прибыл в Ярославль и предстал перед владыкой Антонием (Знаменским), коим должен был быть определён «к приличному и выгодному месту». О дальнейшей судьбе священника Мирона Орлеанского в настоящее время документальных свидетельств не найдено.

По материалам документальной повести Алексея Орлеанского «РЕВНОСТЕН И ДОСТОИН»